РОЗА
МИРА И ЦАРСТВО АНТИХРИСТА:
О ПАРАДОКСАХ РУССКОЙ ЭСХАТОЛОГИИ
10. Антихрист и Мировая Женственность.
Но кто же такой сам этот
анти-Логос, грядущий Князь тьмы? В его изображении Андреев близко следует
Владимиру Соловьеву: "Умнейший из всех, кто когда-либо жил, превосходящий
гениальностью всех гениев человечества без сравнения, он к тридцати трем
годам уже станет общепризнанным главой мировой науки. Молниеносный охват
мыслью сложнейших научных и трансфизических проблем, мгновенное проницание
в глубь разнообразнейших дисциплин, и естественных и гуманитарных, беспримерная
разносторонность дарований, включая гениальность поэтическую и зодческую,
ряд фундаментальных открытий, которыми он начнет обогащать человечество,
показная доброта к людям по праву стяжают ему наивысший авторитет в глазах
большинства населения земного шара" (264). Из одного этого описания ясно,
что верховный наставник Розы Мира, каким он раньше виделся Андрееву, и
есть самый достойный кандидат в Антихристы - ведь "во главе Розы Мира естественнее
всего стоять тому, кто совместил в себе три величайших дара: дар религиозного
вестничества, дар праведности и дар художественной гениальности" (15).
Правда, по мысли Андреева,
наставник может прийти на свой пост только сквозь строгий искус (16) -
но ведь и Антихрист пройдет этот искус и "примет духовный сан" (265). И
метод его прихода к власти будет точно такой же - через референдум. "...Смерть
верховного наставника даст ему право возложить на себя эту тиару..." (265).
Не просто Антихрист станет во главе Розы Мира, но сама Роза Мира породит
Антихриста - такова логика андреевского духовидения, которому сопротивляется
его сознание утописта. Правда, доброту Антихриста автор называет "показной"
(264), а референдум - "фальшивым" (265), но эти типичные оговорки, оценочные
эпитеты - единственное, что позволяет отличить Князя тьмы от той "светлой
и могущественной" силы, которую Андреев мечтал возвести на престол Розы
Мира. Не в этом ли и состоит обольщение Антихриста: тот, кто вначале видится
"светлейшим", Люцифером, в конце предстает Князем тьмы? Не есть ли сама
идея Розы Мира - такое последовательное самообольщение автора и его же
последующее невольное саморазоблачение?
Да и сами дела, которые
к ужасу Андреева творит Антихрист, и создаваемые им лжеучения слишком напоминают
вольное богословие самой Розы Мира, только теперь представленное автором
со знаком минус вместо плюса. Едва взойдя на престол и возложив на себя
тиару, Антихрист "объявил себя вестником Мировой Женственности" (265).
До такого иронического переосмысления Вечной Женственности, как демонического
культа, не дошел даже Владимир Соловьев: рассчитавшись в "Повести об Антихристе"
со своими идеями всеединства и всемирной теократии, он оставил в стороне
свою третью главную идею - Вечной Женственности. По Соловьеву, именно в
половой любви совершается восхождение человека к Богу и соединение его
с "вечной Женственностью Божьей" .
Характерно, что Андреев
именно этот эротический момент соловьевского богословия считает его
величайшей заслугой. "Именно в пророчестве о Звенте-Свентане и в создании
исторических и религиозных предпосылок для возникновения Розы Мира заключалась
его (Соловьева - М.Э.) миссия"(194). Имя Звенты-Светаны служит у Андреева
символом Вечной Женственности, значение которой и предстоит раскрыть Розе
Мира, как не только единой религии человечества, но и религии, совокупляющей
мужскую и женскую ипостаси Бога. "...Звента-Свентана - это не что иное,
как выражение Женственной ипостаси Божества" (194), "Женственной ипостаси
Троицы" (124).
Роза Мира есть откровение
об эротической природе Божества, и в этом она прямо подготавливает
Царство Антихриста, которое, по описанию самого Андреева, есть стихия сексуальности,
возведенной в религиозный культ. "Выдававшая себя за Женственность воплощенная
Лилит станет чередовать бесстыдные действа с анти-Логосом и оргии-мистерии,
открытые сперва для сотен, а потом, в принципе, для всех... Всё направится
на то, чтобы разнуздать сексуальную стихию" (266, 267). Но ведь соединение
двух полов составляет едва ли не главную мистерию самой Розы Мира, к чему
и направлено догматическое творчество ее основателя. Андреев предлагает
грядущему, Восьмому Вселенскому собору пересмотреть догмат о божественной
Троице. По его мнению, Бог-Отец и Святой Дух - это не две разные ипостаси,
а одна, первая ипостась, от которой и зачинает Богородица вторую ипостась,
Бога Сына, третья же ипостась и есть сама Богородица, то есть Мировое
Женское Начало. "...Извечный союз между Отцом и Матерью... и в этой любви
рождается Третье: Основа Вселенной. Отец - Приснодева-Мать - Сын" (121).
Получается почти по Фейербаху,
доказывавшему, что христианская Троица есть всего лишь отражение реальных
взаимоотношений внутри земного семейства. Правда, Андреев оговаривает,
что наоборот, в его "учении о Троице и о Женственном аспекте Божества наличествует
не перенесение "слишком человеческого" на сферы горние, а, напротив, понимание
объективной полярности наших слоев - мужского и женского начал - как проекции
непостижимой для нас полярности в существе Бога. "Бог есть любовь", - сказал
Иоанн" (121). Но достаточно представить эту любовь, которая есть Бог, как
взаимоотношение мужского и женского, чтобы карикатурой предстала истина,
заключенная в выражении "Бог есть любовь". Андреев рационализирует тайну
Троицы, вносит в нее муже-женскую полярность, которая начисто в ней отсутствует,
поскольку Троица не есть "двоица", хотя бы и с добавлением "производного
третьего члена", не есть "тезис - антитезис - синтез", не есть взаимоотношение
полов и порождение потомства... Такая рационализация сводит Троицу на уровень
то ли языческого мифа о браке земли и неба, то ли на уровень "науки логики"
с ее диалектическими триадами.
А между тем для Андреева
замена "Святого Духа" на "Женственный аспект Божества" есть "решающий
тезис" всей его книги (119). Чтобы совместить христианство с Розой Мира,
Андрееву приходится идти на ломку главного христианского догмата о Троице,
той "основы основ", на которую, по его признанию, раньше не смели покушаться
самые отчаянные секты и ереси (119). И это не чисто теоретическое рассуждение,
но и предвосхищение такой культовой практики Розы Мира, когда благословения
на брак будут просить не у христианских священников, а у плодородящих женских
начал. "...Не нужно налагать на них брачные обеты на больший срок, чем
на несколько лет, да и помощи им уместно просить не у инстанций христианского
трансмифа, а у Матери-Земли и даже у Всенародной Афродиты человечества"
(257).
Всенародной Афродитой в
Греции называли богиню грубой, плотской любви. Удивительно все-таки сходятся
концы с началами утопического сознания: ведь и у Чернышевского четвертый
сон, со знаменитым хрустальным дворцом, показывала Вере Павловне не кто
иная как Афродита, точнее, олицетворенная Женственность всех времен. Она
- царица всех цариц, которые для разных народов воплощались то в Астарте,
то в Афродите, то в страшных и сладострастных богинях индуизма, то в образе
Богоматери - она есть интеррелигиозная женственность, именно то, что Андреев
называет Звентой-Свентаной. "То, что было в "Непорочности", соединяется
во мне с тем, что было в Астарте, и с тем, что было в Афродите... Мое царство
будет над всеми людьми" . Заметим: хоть непорочность ради полноты и присутствует
в Царице цариц, а все же Чернышевский разумно берет это слово в кавычки:
какая же Непорочность, если Астарта? И вот получается, что от соединения
Астарты с Непорочностью остается сама собой только Астарта, а Непорочность
все-таки оказывается в кавычках. (Не так ли и при соединении всех религий
получается интеррелигия, внутри которой христианство, например, по излюбленному
определению Андреева, оказывается уже даже не религией, а "трансмифом"?).
Именно эта Женственность, она же Наслаждение и Равноправие, царит в хрустальном
дворце, который служит также приютом и "алтарем" для брачующихся, по благословению
Царицы, только на одну ночь или даже на несколько часов. "...Ты видела,
они уходили, они приходили; они уходили - это я увлекала их, здесь комната
каждого и каждой - мой приют... Здесь царствую я" . Оказывается, что хрустальное
царство будущего принадлежит ей, Вечной Царице, которая и словом не упоминает
о Вечном Царе. Утопическому сознанию, жаждущему остановить мужественный
напор истории, всегда по сердцу матриархат, царство материи без Отца .
Так и Андреев, строя свой дворец Будущего, тоже ключи от него доверяет
Женственности: "торжество Розы Мира невозможно" до тех пор, пока не осуществится
сполна "устремление религиозного человечества к Вечно Женственному началу"
(180).
Самому Андрееву предельно
ясно, что "такие идеи, вытекающие из откровения Вечной Женственности, не
совпадают с пониманием Троичности в ортодоксальном христианстве" (194).
И тем не менее он последовательно исповедует Женственность как новый богословский
догмат, занимающий центральное место в Розе Мира и реализуемый в особой,
"голубой" иерархии женского духовенства - отражении второго лица Троицы.
Невольное саморазоблачение Андреева-мыслителя - и одновременно подтверждение
его честности как духовидца - состоит в том, что собственное исповедание
двоеполого, двуполярного Божества он вдруг обнаруживает у Антихриста, правда,
в искаженном виде. Главное дело Антихриста и источник его власти над человечеством
- сексуальная вседозволенность, которой он подыскивает религиозное оправдание.
"...Анти-Логос объявит себя воплощением Бога-Отца, а женщину, чей облик
приняла при помощи дьявольского чуда Лилит, - воплощением Вечной Женственности.
/.../ Вокруг себя и воплощенной Лилит антихрист создаст кощунственный культ
мирового совокупления, и гнусные действа между ними, окруженные сказочными
эффектами и одурманивающим великолепием, будут разыгрываться перед лицом
всех и вся, якобы отображая в нашем мире космический брак двух ипостасей
Троицы" (265).
Пусть "якобы" - но ведь
если бы не представление о Троице как о космическом браке двух ипостасей,
возведенное Розой Мира на культовую и богословскую ступень, то и отображать
Антихристу было бы нечего. Невозможно ведь создать культ мирового совокупления
из взаимоотношений двух соответствующих ипостасей, как они понимаются в
христианстве - Бога-Отца и Святого Духа. Подлинная христианская Троица
просто не создает предпосылки для такого кощунства, гасит всякий помысел
о нем, а вот Троица, исповедуемая Андреевым и воссоздающая"тайну союза
Отца и Матери" (121) - это уже прямой шаг "к культу мирового совокупления".
Да и как отразить Троичность, понятую в смысле совокупления мужского и
женского начал, если не в бесконечной чреде подобных совокуплений, к чему
все человечество и соблазняется Антихристом вкупе с его женской ипостасью?
То, что для Розы Мира автор провозглашает как "решающий тезис", в царстве
Антихриста он проклинает как "кощунственный культ", но нельзя не видеть,
что это одно царство, увиденное с двух сторон: социально-религиозной утопии
и всемирно-исторической катастрофы. Роза Мира не только уже содержит в
себе все основные элементы Антихристова царства, но с самого начала пронизана
духом Антихриста, хотя бы и за несколько поколений до его персонального
воплощения.
_____________________________________
Примечания
Достоевский, цит. изд., т.15, сс.83-84.
Соловьев, Повесть об Антихристе, цит. изд.
Достоевский, Записки из подполья, цит. изд., т. 5, 1973, с. 113.
"Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединяться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность... В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, эта божественная сущность получает средство для своего окончательного, крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека..." Соловьев. Смысл любви. Соч. в 2 тт., т.2, с.534.
"...Идея Мировой Женственности не может не перерастать в идею Женственного аспекта Божества, а это, естественно, грозит ломкой догматизированных представлений о лицах Пресвятой Троицы." (120-121). Андреев все-таки не решается употреблять каноническое слово "ипостась", чтобы избежать слишком явной ереси, и употребляет вряд ли уместное, мертвенное слово "аспект".
Чернышевский, цит. соч., сс.275, 276.
Там же, с.283.
Подробнее об этом см. в моей статье "Эдипов комплекс советской цивилизации".
"Он надевал для этого простыню, что составляло вроде как бы ризы,
и пел и махал чем-нибудь над мертвою кошкой, как будто кадил". Достоевский,
цит. соч., т.14, с.114